– Вы чего хотите купить? – приветливо вмешалась пожилая армянка, Асмик, жена старика. Кажется, она понимала состояние Анны.
– Посуду.
– Какую?
– Ну, тарелки, ложки-вилки, кастрюлю…
– Слушай, кастрюлю не покупай в магазине – там дорого, – женщина тепло коснулась руки Анны. – Там 40 франков маленькая кастрюля стоит. Я тебе покажу марше1 — рынок арабский, там дёшево всё купишь. А пока я тебе дам ложки-вилки и тарелки бумажные. Кастрюли у меня нет лишней, ну подожди субботы, когда рынок будет.
– Спасибо, – Анна благодарно улыбнулась ей в ответ.
В маленьких – 2 на 3 метра – комнатах стояло по кровати, маленький шкаф, у входа мойка и квадратное зеркало над ней. На окнах нет занавесок, стены покрашены жёлтой масляной краской. Пахнет хлоркой, которой наверное мыли комнаты предыдущие жильцы. Туалет и душ в конце коридора.
– Мам, это наш домик?
– Да, Митя.
Ребёнок, почувствовав её состояние, подошёл и обнял её тёплыми ручками.
______________________________
1 Марше (фр. le marché) – рынок, базар; supermarché – супермаркет.
Май 1999 года
Москва
Позвонив из Риги в Москву матери, Анна сказала ей, что она с Митей прилетает в 13:45 в Шереметьево1…
– Тебя встретить? – спросила мать деловито, как всегда не высказав ни радости, ни удивления.
– Нет, я возьму такси.
Добравшись через несколько пробок из Шереметьево на Преображенскую площадь, Анна только сейчас, рассматривая улицы из окна такси, поняла, что она уехала из Риги навсегда. Голос Шевчука2 хрипло пел из радио в такси:
«Еду я на родину! Родину – уродину!
Пусть и не красавица, но она нам нравицца!»
«А она нам нравится?» – подумала Анна, внимательно рассматривая улицы, людей. За окном проплывали молодая пара с коляской, группа подростков, толстая женщина с огромными сумками в руках коромыслом…
И московский район, где она ходила в школу с 4-го класса, когда её семья получила новую трёхкомнатную квартиру, при расселении таганской3 коммуналки, показался ей постаревшим, как родное лицо, в которое вдруг внимательно и по-новому всмотришься… Приезжая к родителям на последнее Рождество с Митей, Анна не обращала особого внимания на облупившиеся фасады блочных девятиэтажек – тогда она была здесь просто гостьей, приезжей, не дававшей себе труда заметить многое. А теперь всё казалось не таким… Другим… Её дом в Межа-парке в Риге отсюда мог показаться райской обителью. Но вспомнив о том, кто там сейчас поселился, Анна вздрогнула, как от ожога, и, вся подобравшись, навсегда запретила себе сравнивать обшарпанный девятиэтажный дом своего детства с рижским особняком в парке за крепким забором.
Митя заснул в такси, и Анна – с ребёнком на руках – попросила шофёра донести её три огромных чемодана до лифта, предупредив, что заплатит ему за эту услугу. Водитель – армянин, пожилой человек с седыми волосами, не взял никаких доплат за эту помощь, посмотрев на Анну с таким тяжёлым достоинством, что ей стало неудобно.
Позвонив в дверь родительской квартиры, Анна вернулась к лифту, успев поставить ногу в закрывающуюся дверь, чтобы чемоданы не уехали вниз.
Мать потом рассказывала соседке:
– Я выхожу, а она снуёт по площадке, бедная: ребёнок на руках, чемоданы в лифте: вот-вот уедут и поминай, как звали!
– Ой, что ж ты не позвонила из машины – я бы хоть к подъезду спустилась тебя встретить! – воскликнула мама, открывая дверь. – Ой, сколько ты вещей навезла! Куда так много-то? – всплеснула она руками.
– Тихо, мам – Митя спит! Мобильник разрядился, – шёпотом объясняла Анна, чувствуя себя полной дурой, – мобильник не разрядился, просто она забыла про его существование, как будто вернулась сюда не только как в пространство, но и в то самое время, когда она жила здесь, и у неё не было ещё никакого мобильника.
В квартире – под лучами более яркого, чем в Риге, московского солнца, высветилась застиранность занавесок на окнах, протоптанная тропа на старом ковре в гостиной – зале – как называла мама.
Митя проснулся, бабушка взяла его на руки, не обращая внимания на хныканье. Анна пошла в ванную помыть руки и там, вдохнув знакомого запаха дешёвого туалетного мыла на стеклянной полочке, заплакала.
Когда Анна была подростком, она часто перед этим самым зеркалом пыталась красиво плакать, представляя себя голливудской актрисой, которой раздражённый режиссёр приказал немедленно расплакаться перед камерой. Но сейчас она плакала некрасиво, не глядя на себя в зеркало, чтоб не видеть унижения, сплющившего её лицо. Вытирала сопли, слёзы, душила всхлипы чтоб не услышала мама, переводила дыхание, когда рыдания выходили на крике.
Мама уже накрывала стол, когда Анна вышла из ванной, приняв душ. Красные глаза в таком случае могли сойти за последушевый синдром.
– Так, иди за стол – мы тебя уже ждём, Митя уже суп кушает.
– А где все?
– Отец на даче – клубнику стережёт, а то в прошлый раз всю пообрывал кто-то.
– А Антон?
– Антон на работе. После работы он поедет к Маше – он сейчас у них там живёт – Светлана Алексеевна уехала к матери в отпуск.
– Ну у них всё уже серьёзно?
Мать, расслышав равнодушие в её голосе при таком важном вопросе, немного раздражилась:
– Ну кто точно знает, серьёзно или нет? Наверное, уж серьёзно, раз живут вместе уже три месяца.
«А я жила вместе 7 лет и это оказалось несерьёзно», – подумала Анна.
– Ты надолго приехала-то?
– Нет, – соврала Анна, у неё не было сейчас никаких сил для разговоров. – Мам, можно я не буду есть, я просто засыпаю. Я сегодня всю ночь не спала.
– Да, я тоже перед аэропортом всегда не сплю, боюсь я самолётов, – согласилась мама. – Иди в свою комнату, там твоя кровать застелена, никто на ней не спал.
Вечером Анна была разбужена громким шёпотом мамы, просунувшей голову в спальню:
– Аня, просыпайся, на закате нельзя спать.
Анна, как пьяная пошатываясь со сна, покорно вышла на материн зов в гостиную и увидела, что все веши из её чемоданов аккуратной стопкой лежат на диване. Мама, стараясь оставаться спокойной, спросила тихим голосом:
– А ты что, насовсем приехала?
– Откуда ты взяла?
– А зачем ты шубу привезла?
– Продать…
– Ой, только не выкручивайся, – так энергично начала мать, что Анна согласилась:
– Да, да, мам, я вернулась насовсем. Только сейчас ни о чём меня не спрашивай, я очень устала, я не спала двое суток почти… Давай завтра обо всём поговорим… Я тебе всё расскажу завтра…
Мать смотрела на неё и кажется всё поняла:
– Олег?
– Мама, я пошла спать!
Она, убежала в спальню и на этот раз заснуть не могла. Притаившись, больше всего боясь, что кто-нибудь зайдёт сейчас в комнату и заговорит с ней, всё вспоминала последний разговор с Олегом, Ингу в мастерской. По лицу её беззвучно катились слёзы, пропадали в подушке. Теперь Анне стали понятны странные взгляды, которые она замечала у няньки и у домработницы. Они же всё уже и давно знали. Только она оказалась дурой, простушкой, женой, обманываемой в собственном доме.
Как невыносима мысль, что в её доме поселилась другая! Она, наверное, переделает весь дом, чтобы ничего не напоминало Олегу о его прежней семье. «Интересно, и что же она сделает из Митиной комнаты?» – эта мысль чуть не довела Анну до исступления, она вскочила, села на кровати, закрыв лицо руками и застонав от боли в сердце. Эта боль была нематериального свойства, но она ощущалась всем существом несчастной израненной женщины, плакавшей до самого рассвета в своей бывшей детской спаленке.
На следующий день Анна проснулась поздно утром. Мити в спальне не было – его голос слышался из-за открытой двери – он разговаривал с бабушкой, которая что-то односложно ему отвечала, просила не шуметь.
Анна встала и побрела из спальни. В длинной ночной сорочке она была такой худой и бледной, что мать, которая на кухне месила тесто для пирожков, рассмеялась:
– Ну ты как привидение рижское! Такая исхудавшая! Давай, садись завтракать. Мы уже с Митей ели. Он сказал, что бАбуська так вкусненько готовит, – просюсюкала мама, изображая Митю, пытаясь рассмешить дочь.
Анна опустилась на стул, не улыбнувшись. Взяв бутерброд, она начала жевать его, не ощущая его вкуса. Ей вдруг опять страшно захотелось спать.
– Митя, иди мультики посмотри – я тебе включила видео, – выпроводила бабушка Митю из кухни. И наклонившись к Анне, мать сказала ей неожиданно жёстко:
– Ты с таким лицом не сиди. Ребёнок не должен видеть свою мать такой депрессивной. Ты меня часто такой видела, когда маленькой была? А у меня тоже были проблемы и с отцом, и со здоровьем. Но ты никогда ничего не знала и не ощущала. Я тебя берегла. Побереги и ты своего мальчика. Митя очень чуткий ребёнок.
